Нам, к сожалению, ничего не известно об авторе поэмы «Астрономика» Марке Манилии. Предполагали, что он был вольноотпущенником. Римский историк и писатель Гай Транквилл Светоний в «Биографиях грамматиков» упоминает, что раб грамматик Стаберий Эрот был привезён в Рим вместе с неким Антиохом, затем получил вольную одновременно с ним и стал именоваться Манилием Антиохом. Однако такое предположение никакими другими данными не подтверждается и современными исследователями не принимаются.
Из самой поэмы по некоторым отдельным упоминаниями можно достаточно точно определить время её создания: последние годы правления Августа (Манилий упоминает гибель трёх римских легионов в войне с германцами, имеющую место в 9 г. н. э.) и первые годы правления Тиберия (в поэме есть намёк на то, что, прежде чем стать императором, в правление Октавиана Августа, он жил на острове Родос и его созвездие особо прославляется).
Локализация поэмы во времени даёт возможность составить себе более или менее твёрдое представление о её значении и месте в культуре Рима.
Космос, небесные явления были близки римлянам. Наблюдавший за небом жрец сообщал собиравшимся каждые 9 дней на рынок крестьянам, какие следует предпринимать работы, справлять праздники, приносить жертвы, в какие дни месяца какие будут фазы Луны: в календы (новолуние), ноны (половина луны), иды (полнолуние), - составляющие основу римского календаря. Как показали современные исследования, уже в глубокой древности римляне выделяли и называли своими (а не взятыми у греков) именами Большую Медведицу, Орион, Плеяды, Гиады, Арктур, Сириус (Каникулу – Собачью звезду), возможно, Венеру как вечернее светило – Антифер и утреннее – Люцифер. Вероятно, существовавший некогда культ Солнца «заглох», Луна же, особенно в крестьянской среде, отождествлялась с Дианой и трёхликой подземной Гекатой, богиней чародейства, появлявшейся по ночам на перекрёстках со сворой адских собак. Сириус (Каникулу) считали несущим летом вредоносную жару и, чтобы отвратить её, ему приносили в жертву в указанный жрецом день рыжих собак. Арктур выступает в прологе комедии Плавта «Грубиян» и рассказывает, что он особенно большой и яркий и, как и другие звёзды, следит за делами людей и докладывает о них богам, чтобы они наградили добрых и покарали злых. Одна из самых уважаемых жреческих коллегий – коллегия авгуров – занималась ауспициями – гаданиями по наблюдению за полётом, криком и клёву птиц. Авгуры наблюдали за полётом птиц в определённой части неба (оно как бы расчерчивалось на части специальным жезлом авгуров) и толковали его как знак одобрения или неодобрения какого-нибудь важного для всего народа дела или решения. К таким гаданиям прибегали военачальники вдали от Рима и авгуров, сопровождавшие войско жрецы, просто главы семей в важные моменты жизни своих домашних. В ходу было и заимствованное у этрусков и осуществляющееся этрусскими жрецами-гуруспиками гадание по ударам молнии и грома. По ним предсказывались важные события: борьба за власть между важнейшими лидерами народа, гражданские войны, мятежи и т. п.
Как знамения рассматривались и многие другие небесные явления: кометы, разных видов и формы метеоры, мгновенные вспышки огней в воздухе, столбы света, появление двух солнц – гало, «огни Святого Эльма», загоравшиеся на концах копий солдат. Гражданин, заметивший нечто подобное, должен был доложить об увиденном в сенат, сенаторы же решали, оставлять это сообщение без внимания или обратиться к специально ведавшей такими вещами жреческой коллегии и узнать, что надо сделать, чтобы предотвратить предзнаменуемое. Многочисленные данные о таких небесных знамениях мы находим, например, у историка Тита Ливия, скорее всего бравшего их из жреческих анналов, где издавна записывались важнейшие события.
Таким образом, в отличие от народов, у которых мир звёзд и происходивших в нём событий был доступен только жреческой и учёной элите, в Риме небесные явления были, так сказать, повседневным руководством к действию для всех граждан и в мирное время, и в войне.
Тенденция римского общества сделать науку вообще и в частности астрономию доступной для всех граждан продолжала жить и во времена, далеко отстоящие от первого знакомства римлян со звёздным небом. Учёный-агроном 1 в. н. э. Колумелла, упоминая расчёты положения Солнца в том или ином градусе определённого созвездия в определённое время года, сделанные Евдоксом и Гиппархом, замечает, что «нашим сельским умам» это слишком трудно и лучше держаться указаний жрецов нашим предкам. И Плиний в своей «Естественной истории» - энциклопедии тогдашних знаний излагает строение Вселенной, как его себе в основном представляли в 1 в. н. э., без основанных на геометрических доказательствах сложных математических построений, взятых из греческой астрономии. Кстати, видимо, именно эта простата и общедоступность привели современных исследователей к заключению об отсутствии у римлян науки, что, однако, вряд ли можно признать соответствующим действительности, ибо без науки не были возможны огромные достижения римской цивилизации.
Науку не обязательно отождествлять с наличием математического аппарата, поскольку в разных системах, культурах, разных формациях и в отдельные их периоды наука отвечает различным целям и потребностям (за исключением остающейся неизменной потребности в аккумуляции знаний о мире и их использовании для жизненных нужд), а потому и методы науки, и фундаментальные основы различны и обусловливаются общим характером данной системы.
В Риме по мере развития контактов с греческим миром наряду с собственными познаниями в области небесных явлений распространяются и достижения греческой науки, в свою очередь немало заимствовавшей у египтян и вавилонян. Римский полководец Марцелл, взявший во время II Пунической войны (218 - 211) Сиракузы, где проживал Архимед, привёз в Рим сделанную Архимедом сферу. Сфера изображала модель Вселенной, как её тогда представляла наука, со светилами, обращавшимися вокруг Земли, т. е. тела, состоящего из наиболее тяжёлого (по сравнению с водой, воздухом и огнём) элемента, а потому находящегося внизу, т. е. в центре космоса (1). Стали известны таблицы солнечных затмений. В 169 г. до н. э. консул Эмилий Павел, командовавший римским войском в войне с царём Македонии Персеем, смог предупредить своих воинов о наступающем затмении, никакой опасности не представлявшем. Солдаты же Персея, приняв затмение за дурное знамение, в страхе разбежались. Историк Полибий в то же время писал, что военачальник должен знать астрономию и уметь определять время в любой местности, чтобы, например, не опоздать начать битву ночью и застать врага врасплох. Для определения времени сооружались солнечные часы – весьма сложные приборы. Изучение приливов на берегу океана позволило установить влияние на них Луны. Уточнялись сроки сельскохозяйственных работ в зависимости от восхода и захода созвездий и положения в них Солнца и Луны. К 1 в. н. э. эти сведения настолько широко распространились, что учёный Варрон считал нужным выставлять в имении соответственно составленное расписание, чтобы раб-управитель (вилик) руководствовался им при исполнении работ. Надо думать, что аналогичными познаниями в астрономии располагали и крестьяне. В дошедших до нас высеченных на каменных столбах сельских календарях обозначались месяц, количество в нём дней, «лунные дни», праздники, восход и заход созвездий, производство тех или иных работ.
По мере общего подъёма культуры в верхних слоях общества происходило философское осмысление космоса. Значительную роль в этом плане играло знакомство с учением пифагорейцев, исходивших для объяснения устройства мира из соотношения определённых чисел и геометрических фигур, набора противоположных и дополняющих друг друга понятий, существования некоего центрального огня, вокруг которого вращаются и планеты, и Земля, и невидимая нам параллельная «антиземля». От пифагорейцев пришло и учение о переселении душ, связывающее воедино все живые существа в мире.
С конца 2 и в 1 в. до н. э. большое распространение приобретают эпикурейство и стоицизм, расходящиеся во всём, в частности и в вопросе о Вселенной. Эпикурейцы считали, что множество составляющих её миров то возникает, то распадается вследствие случайных соединений и разъединений вечно движущихся атомов (неделимых частиц), не подчинённых никаким законам. Они считали также, что человеку следует, не мудрствуя, верить свидетельству своих чувств и тому, что Солнце такое маленькое, каким мы его видим, и попытки астрономов определить его огромную величину обречены на неудачу, что Земля плоская, какой мы её и видим, а не шарообразная, и нечего предполагать живущих на другом полушарии людей «антиподами» и т. д. Стоики, напротив, доказывали, что не могла Вселенная с её упорядоченностью, вечным, целесообразным расположением и движением небесных тел быть результатом случайности, а не эманацией разума, божественного, всё подчиняющего извечному закону и отражающегося также в законах, регулирующих жизнь человеческого общества. Познание законов природы и в первую очередь законов космических было для стоиков делом первостепенной важности, так как, познав их и живя в согласии с ними, человек станет мудрым и добродетельным. А сделать его таковым – конечная цель всей античной философии, постоянно занимавшейся поисками наиболее верных путей к этой цели. Споры между сторонниками разных школ ещё более обострились, когда в Рим стали проникать из Греции астрономия и астрология.
По словам Плиния Старшего, астрология родилась в Вавилоне и Египте, проникла к персам и евреям, затем в Грецию и оттуда в Рим. Астрология особенно быстро прививалась в Риме благодаря исконной вере в связь небесных и земных явлений, пророческого характера первых благодаря вере в то, что звёзды наблюдают за делами людей и воздают им по заслугам, т. е. так или иначе влияют на их участь.
Астрология нашла в Риме как горячих сторонников, так и противников. В конце Республики из сторонников астрологии наиболее известен был Нигидий Фигул, сочетавший в своём творчестве пифагореизм с учением этрусков о смене веков, с магией и астрологией. Из противников особенно яркой фигурой был Цицерон, отвергавший вообще все виды дивинаций (узнавания будущего). Он исходил из того, что человеку, во-первых, незачем знать будущее: если судьба неотвратима, то предсказания последующих бед омрачат настоящее, если же беду можно предотвратить, то значит, судьба не всесильна, а есть только цепь неизвестных нам причин. Во-вторых, даже признавая всемирную взаимосвязь, нельзя думать, что она включает всякие мелочи, принимаемые за предзнаменования. Астрологи часто ошибаются, да и не может быть, чтобы, например, все погибшие в одной битве родились при одинаковом расположении звёзд и, напротив, одновременно родившиеся имеют разные судьбы. В безграничной Вселенной с её огромными пылающими шарами звёзд, разделённых неизмеримо большими расстояниями, Земля – только маленькая точка и происходящие на ней события не так уж важны во вселенском масштабе.
Камнем преткновением для сторонников астрологии был вопрос о соотношении судьбы и свободной воли: если всё предопределено звёздами, то, значит, человек не отвечает за свои поступки и за свои злодеяния не должен караться, но это сводит на нет законы и веру в справедливость. Выход пытались найти в предположении, что не всё предначертано звёздами, а лишь самое главное, в остальном же человек может выбирать. Другие (в том числе и Манилий) доказывали, что судьбой предназначаются и совершённое человеком преступление, и наказание за него. Ссылались также на трудности в точном установлении положения светил в момент рождения человека вследствие быстроты вращения неба, так что люди, по видимости родившиеся одновременно, на самом деле родились при несколько ином положении светил, что и обуславливало различие их судеб. Наконец, говорили сторонники астрологии, если предсказания бывают ошибочными, то это также не может свидетельствовать против астрологии, как ошибка врача не может служить аргументом против медицины как науки. Представить римлянам астрологию как науку и ставил своей задачей Манилий, подобно тому как на несколько десятилетий раньше Цицерон в своих трактатах старался познакомить своих соотечественников с философскими идеями греков и найти латинские выражения, адекватные греческим философским терминам.
За свой труд Манилий взялся в весьма благоприятное для такого предприятия время. Интерес к судьбе человека и предопределению её особенно возрос как в связи с пропагандой миссии Рима (ей так или иначе посвящены «История» Тита Ливия и «Энеида» Вергилия, ставшая на долгие века наиболее читаемым произведением римской поэзии и философии), так и в связи с личностью и судьбой Августа. Его созвездие – Козерог – даже пользовалось религиозным культом. Ходило множество легенд о предзнаменованиях его величия, о знаменитом астрологе, который, составив гороскоп тогда ещё совсем юного Октавиана, упал перед ним на колени как перед будущим повелителем мира. Сам Август подчёркивал свою преданность традициям, неодобрение всего идущего с Востока и астрологию не поощрял, но и не преследовал. Самозванные астрологи у здания цирка по дешёвке составляли простенькие гороскопы для рабов и простолюдинов. Составляли гороскопы на беговых лошадей, чтобы узнать, на какую ставить, и даже на неодушевлённые предметы, например дома, выясняя их долговечность. Манилий, приступая к своей поэме, хотел сообщить римлянам научные основы астрологии и наиболее точные методы её применения. По словам самого Манилия, он первый принял на себя нелёгкий труд изложить в стихах избранную им тему (2). Вообще поэмы на научные темы были обычны: Лукреций в стихах изложил учение эпикурейцев в своём труде «О природе вещей», Вергилий написал поэму «Георгики» - о методах ведения различных отраслей сельского хозяйства, Овидий в стихах излагал (в поэме «Фасты») римские праздники каждого месяца, их ритуал, историю богов, которым они были посвящены. Тот же Овидий, пародируя такие стихотворные трактаты, написал пользовавшееся большим успехом «Искусство любви», так что само изложение некой науки в стихах не было новостью, о чём говорит и сам Манилий, перечисляя темы, на которые прежде слагались поэмы, но до него никто ни в стихах, ни в прозе не обобщал на латинском языке столь подробно сведений по астрологии. В этом смысле Манилий был новатором.
В поэме Манилия, как и в творчестве его великих современников, ярко отражается оптимизм, владевший обществом в правление Августа, так же как и восхищение его личностью и деятельностью. Оптимизм, интеллектуальный и духовный подъём сказались в вере во всемогущество человеческого разума – частички божественного разума природы, движущего Вселенной по раз навсегда установленным великим законам. Именно причастность человеческого разума к первоначалу всего сущего и позволяет человеку познавать все тайны мироздания. Именно этот всемирный закон обуславливает «всемирную симпатию» - взаимную обусловленность всего в природе. Отсюда и вера в воздействие космических объектов на всё, совершающееся на Земле, идёт ли речь о стране, народе, отдельном человеке, животном. Для Манилия, как и для Сенеки, «всё побеждает разум». Традиционные боги отходят на второй план: человек, познавая законы природы, «отобрал молнию у Юпитера и отдал её тучам». Боги не всемогущи, есть сила выше них, и к этой силе они обратились, когда против них восстали гиганты.
Несколько десятилетий спустя Плиний Старший писал, что о богах есть много различных мнений, но утешительно думать, что и бог не всесилен: он не может воскресить мёртвого, сделать бывшее небывшим и сделать так, чтобы дважды десять не было двадцать. Боги хотя и выше людей в мировой иерархии, но всё же подчинены тому же общему закону, которому подчинено всё сущее, и человек, посвятивший себя науке, непрестанно её развивая, может сравниться с богами.
Как человек своего времени, Манилий признаёт близость к божеству, бессмертие благодетелей человечества и особенно героев Рима. Цицерон в своём трактате «О республике» писал, что души великих римлян пребывают на Млечном пути во веки веков. Для Цицерона эта идея была необычной. Римляне времён республики вообще не представляли себе, что души бессмертны. Цицерон неоднократно выражал сомнение в бессмертии души, хотя считал, что народу полезно верить в посмертное бытиё души, а политикам следует верить, что их души божественны, так как тогда они будут более усердно трудиться на благо отечества. Возможно, поэтому он написал о душах героев на Млечном пути.
Ко времени Манилия положение изменилось. Появившаяся во время похорон Цезаря комета была признана душой покойного, восходившей на небеса: Цезарь был объявлен богом, и в посвящённом ему храме он был изображён со звездой. Астральное бессмертие было, таким образом, признано, и современники Августа выражали уверенность, что и он после смерти займёт своё место на небе, по Манилию, в высочайших его сферах, рядом с Ромулом-Квирином. И хотя Манилий перечисляет данные разными философами объяснения происхождения и природы Млечного пути, сам он, по-видимому, склоняется к тому, что это есть место пребывания заслуживших астральное бессмертие.
Поэма Манилия помимо сведений об имевшихся в его время знаниях по астрономии и «теоретической астрологии», о чём подробно будет рассказано ниже, содержит важный материал по географическим представлениям римлян той эпохи: о шарообразности Земли, существующих на обратной её стороне обитаемых странах, населённых антиподами, тропической зоне, находящейся между двумя умеренными (в этой зоне смешиваются весна и осень, и пересекающий её посередине экватор видит по полюсу с каждой стороны), писали многие, в частности Цицерон. У Манилия, как и у многих других, упомянуты приполярные области, где ночь длится 30 дней, и области полярные, где день и ночь длятся по шесть месяцев. Откуда эти сведения проникли в Рим, можно только гадать, но они позволяют считать, что познания людей античного мира в географии были значительно обширнее, чем обычно полагают.
Современные авторы часто высказывают убеждение, что античные географы исходили из принципа симметрии: известному материку должен был соответствовать неизвестный на обратной стороне Земли, неизвестные созвездия – созвездиям, нам известным. Но как раз упоминаемые Манилием длины дней и ночей в приполярных областях и на полюсе позволяют сделать вывод, что и другие сведения были не плодом умозрительных заключений, а достаточно достоверным знанием и что долгий спор о том, знали ли греки и римляне Америку, может быть решён положительно. (В пользу такого предположения приводятся слова хора из трагедии Сенеки «Медея»: «Пролетят века и наступит срок, когда мира предел разомкнёт Океан, широко простор распахнёт земной и Тефия нам явит новый свет, и не Фула тогда будет краем земли» (3). Писатель 2 в. н. э. Лукиан в пародии на рассказы о чудесных путешествиях повествует, между прочим, и о плавании на заокеанский материк, где путники натыкаются на лес, растущий из моря и без корней на дне, что очень напоминает Саргассово море. И, может быть, это не выдумка Лукиана, как его рассказы об островах из сыра и т. п., а отголосок каких-то реальных сведений. Заокеанский континент упоминают и некоторые поздние авторы.)
Поэма Манилия, помимо содержащихся в ней данных о состоянии науки и отношении к ней в эпоху Августа, интересна и как источник для суждения о жизни общества того времени. Манилий подробно указывает, под какими созвездиями рождаются люди тех или иных профессий, характеров, общественного положения. Картина получается очень разнообразная. Она лишний раз показывает, как велик был интерес к человеческой личности, вопреки распространенному мнению, что античность знала только коллектив и место в нём гражданина, а не индивида с его психологией и особыми чертами. Ученик Аристотеля Теофраст в своём труде «О характерах» описал притворщика, льстеца, скупца, грубияна, суеверного и т. д. В этом ряду стоят и персонажи Манилия, наделённые звёздами своей судьбой и своими свойствами.
Звёзды определяют и род занятий людей, часто связанный с их характерами. Беспокойные натуры, рождающиеся под знаком Рака, займутся мореплаванием и морской торговлей и свяжут между собой неведомые ранее друг другу земли. Рождённые под созвездием Водолея будут проводить каналы, строить фонтаны, находить скрытые водные источники. Рождённые под Весами познают науку измерения и счёта или станут мудрыми судьями. И хотя Манилий особо выделяет даруемый Тельцом труд землепашца, а также исконно уважаемый в Риме и определяемый Овном круг профессий, связанных с обработкой шерсти, он старается описать с выгодной стороны любую «профессию», от военачальника до акробата. Все вместе люди составляют общество, с которым Манилий сравнивает мир звёзд: ярчайшие звёзды подобны сенаторам, менее яркие – народу, римским гражданам, наиболее слабые и многочисленные – безымянной черни, наполняющей города.
Нам неизвестна дальнейшая судьба поэмы Манилия, в какой мере она использовалась и была известна. Возможно, она не была особенно популярна из-за своей сложности, требовавшей от читателя высокого профессионализма. Составление гороскопа по всем правилам с учётом положения в момент рождения всех светил и их взаимодействий требовало около полугода и стоило очень дорого. Большинство довольствовалось упрощёнными гороскопами. Услугами, так сказать, высоко квалифицированных астрологов могли пользоваться только люди знатные, богатые и сами императоры.
Судьба астрологов при империи была многообразна. Время от времени против них (их именовали «математиками»), как и против других предсказателей, издавались строгие законы. Их высылали из Рима, иногда казнили, но вера в астрологию всё более распространялась. Римские императоры, власть которых по существу не имела никакого законного основания, поскольку их провозглашали и свергали те или иные группировки в сенате и армии, всё время опасались заговоров и покушений. По этой причине они постоянно обращались к астрологии за предсказаниями. Сохраняя глубокую тайну, обращались к ним и люди из высшей знати или командного состава армии, надеясь захватить власть. Но если правящему императору доносили, что гороскоп возможного соперника говорит о его будущем восшествии на престол, и соперника и астролога казнили.
О различных предсказаниях астрологов рассказывали всевозможные истории. Так, новорождённому сыну правнучки Августа Агриппины астролог предсказал, что он станет императором, но убьёт свою мать. Честолюбивая Агриппина ответила: «Пусть убьёт, лишь бы царствовал». Выросши, мальчик стал императором Нероном и действительно убил мать, недовольный её постоянным вмешательством в его дела. В конце 2 в. н. э. уроженец небольшого африканского города Септимий Север, выдвинувшийся на военной службе, заказал астрологам составить гороскопы всех знатных девушек империи. В гороскопе одной из них Юлии Домны – из знатной жреческой семьи в сирийском городе Эмесе значилось, что она станет женой императора. Септимий женился на ней и затем в начавшейся войне между претендентами на престол победил и стал императором.
Противники астрологии не встречали сочувствия, особенно когда положение в империи стало ухудшаться и жители всё более начали полагаться на судьбу, а не на свои, всё менее вознаграждавшиеся труды и усилия. Множество найденных в Египте папирусов-гороскопов показывает, как росла популярность астрологии, несмотря на законы против неё, а впоследствии, с наступлением христианства – против всякого гадания.
Античный мир не проводил чёткой границы между астрономией и астрологией. Условно можно сказать, что астрология (астрон – звезда, логос – слово, закон, порядок) изучала взаимодействие земного и небесного, соотнося расположение светил с событиями в жизни природы, города, позднее – отдельных людей. Астрономия (астрон – звезда, номос – закон) изучала собственно небо: фазы Луны, движение планет, годовое смещение Солнца на небесной сфере и т. д. и старалась объяснить, почему именно так выглядят и движутся светила, каково физическое место Земли во Вселенной.
Пожалуй, с самого своего рождения астрономия занималась усовершенствованием методов наблюдения неба и фиксации их результатов. Каждый этап этого процесса завершался созданием новой модели, обобщавшей предыдущий опыт, после чего обычно становились ненужными менее совершенные, но не менее интересные для истории естествознания построения.
Греческая наука пошла по пути «геометризации» астрономии. Платон сопоставил пять элементов Вселенной (земля, вода, воздух, огонь, эфир) с пятью правильными многогранниками. Евдокс (ок. 408 - ок. 355 г. до н. э.) построил первую геоцентрическую математическую модель Вселенной, объяснявшую движение Солнца, Луны и планет, суточное вращение неба. Гераклид Понтийский (ок. 305 г. до н. э.) предложил модель мира, в которой Венера и Меркурий вращались вокруг Солнца, Аристарх Самосский – гелиоцентрическую систему мира. Делались попытки определения геометрическими методами расстояний до Солнца и Луны. Эратосфен измерил «окружность» Земли; оригинальный метод для измерения углового диаметра Солнца предложил Архимед. Гиппарх (ок. 130 г. до н. э.) дал математическое объяснение неравномерности движения Солнца (явление прецессии) и вычислил его скорость (ок. 1о/100 лет). Кроме того, он предпринял, по выражению римского энциклопедиста Плиния Старшего, «дело, трудное не только для людей, но и для богов», - составил каталог, содержавший около 850 неподвижных звёзд, впервые разбив их по яркости и блеску на шесть классов.
Вершиной греческой математической астрономии является, несомненно, геоцентрическая модель мира, созданная Птолемеем (ок. 140 г. н. э.). Основанная на общепринятой в то время физической «теории» и колоссальном наблюдаемом материале, математически совершенная, система Птолемея, продержавшаяся около полутора тысяч лет, сделала фактически интересными лишь в историческом плане труды его предшественников. Неудивительно, что о многих из них мы знаем лишь по отдельным упоминаниям, о большинстве не знаем ничего вообще.
Нечто подобное произошло, видимо, в восточной астрономии с введением около 5 в. до н. э. Зодиака как большого круга небесной сферы, разделённого на 12 участков по 30о в каждом. Зодиак был, видимо, введён вавилонскими и быстро освоен египетскими астрономами.
Дело в том, что, как известно из дошедших до нас довольно многочисленных астрономических текстов, вавилонская астрономия особенно интересовалась Солнцем, Луной и планетами. Вавилонский календарь был лунным. Начало нового месяца совпадало с первым появлением серпа новой Луны, и для жрецов-астрономов было жизненно важно научиться точно определять этот момент. Важно было это и для определения возможного наступления солнечных затмений, которыми также интересовались вавилонские учёные. Для этого и для того, чтобы описывать движения планет, нужны были какие-то точки отсчёта, относительно которых определялись бы положения «блуждающих светил». Такими точками отсчёта служили неподвижные звёзды, причём не любые, а либо лежащие вблизи «путей планет», либо достаточно яркие и (или) встающие, кульминирующие и заходящие в определённое время суток в хозяйственно важные моменты солнечного года.
Собственно говоря, уже само введение понятия года как фиксированного цикла, измеряемого с помощью периодических возвращений Солнца к одной и той же звезде или, позднее, к точке весеннего равноденствия у одних народов, зимнего солнцестояния у других, было попыткой приведения накопленных наблюдений в систему, позволяющую более серьёзно применить методы вычислительной математики.
Понятие года как цикла, периода обращения, применялось не только для описания движения Солнца, но и планет. Каждая планета имела свой «год» (лунным «годом» был месяц), что привело жрецов-астрономов к понятию великого года – общего кратного всех планетарных лет.
До нас дошли списки созвездий «на пути Луны» и созвездий, через которые шла «дорога Солнца» (примерно через них же двигались и планеты). Дорога Солнца представляла собой замкнутый круг, по мнению некоторых исследователей, большой круг небесной сферы (4), наклонённый и разделённый условно на части, соответствующие временам года.
Вероятно, существовали и другие схемы, облегчавшие измерения положений планет и вычисление их скоростей. Однако двенадцатичастный схематический Зодиак, включивший в себя и усреднённые месяцы, и ежедневный усреднённый шаг Солнца – градус, и опять-таки усреднённый годовой путь Юпитера – 12 градусов за один солнечный год, сразу настолько облегчил приложение к астрономии математики, что никакие другие модели уже не требовались. Новый шаг вперёд был сделан лишь эллинистической геометрической астрономией.
То же самое, видимо, справедливо и по отношению к астрономии Древнего Египта. О ней нам известно гораздо меньше, чем о вавилонской астрономии. Мы знаем, что египтяне первыми определили и применили на практике солнечный год в 365 дней, как и добавку в ¼ суток, которую гражданский календарь не учитывал то ли из-за консерватизма жрецов, то ли потому, что очень удобной оказалась календарная система, позволявшая началу года, приходившемуся на первый утренний восход Сириуса, «скользить» по всем датам гражданского календаря. Таким образом, естественно образовался «великий год Сириуса», равный 1461 египетскому, или 1466 юлианским годам.
Египтянам принадлежат и обнаруженные на крышках саркофагов фараонов диагональные календари – схемы, поясняющие, как с помощью наблюдения в течение года особо выделённых звёзд (или групп звёзд) узнать время года и час ночи. В день египетского нового года на утренней заре вставал Сириус (Сотис), что означало конец ночи и начало года. Но так как эта звезда, как и все прочие, встаёт каждый день на 4 минуты раньше, через 10 дней её восход укажет уже начало, а не конец последнего «часа» (5) ночи, а предвестницей утра будет другая звезда. Ещё через 10 дней восход Сириуса будет означать начало уже предпоследнего «часа» ночи и т.д. Египтяне выделяли 36 таких звёзд-часов, каждая из которых «работала» 10 дней, почему греки и стали называть их деканами – вождями десятидневок (декад). Поскольку египетские месяцы равнялись 30 дням, каждый месяц сменялось 3 «декана». Позднее деканами стали называть десятиградусные дуги, каждая из которых равнялась трети знака Зодиака и, вероятно, как-то ставилась в соответствие первоначальному «декану», указателю времени для египтян.
Из упоминаний достижений египетских астрономов в позднейших греческих текстах можно заключить, что египетская наука о небе стояла на очень высоком уровне. Египтяне вычисляли периоды планет, наблюдали их сочетания с Луной и друг с другом, наблюдали неподвижные звёзды. Но о методах их работы мы знаем очень мало, хотя бы потому, что учёными в Египте были жрецы, их знание считалось священным и разглашению не подлежало. Выдающиеся учёные античности – Платон, Евдокс, Пифагор учились египетской «мудрости»; в частности, именно у египтян Пифагор почерпнул основы науки о числах, сыгравшей впоследствии столь огромную роль в античной философии. Но греческие мыслители, несомненно, по-своему поняли преподанное им знание, слили его с тем, чему обучались у себя на родине, и создали свою картину мира. И теперь часто бывает чрезвычайно трудно выделить наследие той или иной конкретной традиции.
Свою астрономическую традицию имели все народы, в том числе и населявшие в глубочайшей древности территорию современной Италии. Об этом свидетельствует и наличие «нестандартных», непризнанных в ставшей общепринятой в античном мире греческой традиции названий некоторых звёзд и созвездий. Именно эти названия стараются употреблять авторы трудов по сельскому хозяйству. Колумелла специально оговаривает, что будет писать об определении времени начала сельскохозяйственных работ и видов на погоду по звёздам – так, как «учили предков жрецы» и как это будет понятно «сельским умам». В римском календаре дни считались по их отношению к определённым фазам Луны (за сколько-то дней до календ, нон или ид). Жрецы-авгуры употребляли при определении воли богов до сих пор не вполне понятную систему деления неба на части, что свидетельствует о достаточно высоком уровне систематизации накопленных этой традицией астрономических знаний. Есть мнение, что древнейшие укреплённые пункты на территории современной Италии использовались для астрономических наблюдений.
Известно, что в поисках «мудрости» римляне обращались не только к учёным-жрецам Востока, но и к друидам, чьи знания считались, пожалуй, не менее глубокими, не менее божественными, но были окутаны ещё большей тайной. Можно сказать, что современной науке практически ничего не известно об астрономической традиции народов, населявших, например, во времена римлян территорию современной Франции или Великобритании. Мы можем только гадать, кем были люди, три тысячи лет до нашей эры начавшие строить Стоунхендж и подобные ему храмы-обсерватории, поэтому исследователь истории естествознания может и должен обратиться к астрологическому наследию древности.
В самой первой, вводной части своей поэмы Манилий пишет: «После того как звёзды вернулись на свои места, все особенности неба были учтены и понято влияние их в каждом случае на жизнь людей. Учась на опыте, идя подсказанным им путём и много размышляя, люди поняли тайный смысл законов звёздного мира…» Это замечательная фраза. Она позволяет понять суть метода работы астрологии как науки.
Если концептуальной основой астрологии была идея взаимосвязанности всего сущего, представление о Вселенной, включавшей и Землю, как о едином организме, управляемом единым верховным началом, понимавшимся разными философиями в разные эпохи как верховное божество или мировой разум, то материалом для работы служили постоянно накапливаемые наблюдения за жизнью этого организма. Результаты наблюдения за жизнью тщательно фиксировались, каждый факт сопоставлялся со всеми остальными, результаты анализировались, каждый факт сопоставлялся на базе всего накопленного опыта. И когда появлялись схемы, модели, могущие облегчить работы астролога, они также учитывались и сохранялись, отчасти ещё и потому, что, по всей видимости, осознавались как откровения божеств – мудрых наставников человека.
Вероятно, именно для астрологических нужд велись вавилонские записи положений планет, фиксировались моменты наступлений солнечных и лунных затмений, создавались методы их предсказания. Именно в астрологических текстах сохранились описания неподвижного круга, соединявшего четыре главные точки неба (см. кн. 2), и другого, подвижного, с помощью которого собственно и строится гороскоп человека (см. кн. 3). Несомненно, эти круги играли когда-то определённую роль в астрономии, затем «выпали» из астрономических схем.
Во времена Манилия «теоретическая» астрология представляла собой систему, вобравшую в себя естественнонаучные знания, мифологические, религиозные, философские представления многих народов. Существовали медицинская астрология и астроботаника, «астроминерология», установляющая связь между камнями и знаками Зодиака, наконец, гороскопическая астрология, занимавшаяся тем, что теперь в основном понимается под этим термином, - предсказаниями грядущих событий и судеб отдельных людей по звёздам и планетам. Хотя наука предсказаний по звёздам считалась «халдейской» (т. е. вавилонской), основателем её одни объявляли бога Гермеса, отождествлённого с римским Меркурием и египетским богом Луны, письма, счёта, мудрости – Тотом. Другие считали, что египтян обучали астрологии эфиопы, а римлян – Атлант (или Атлас), древний титан, мудрец, на западном краю мира держащий на себе небесный свод. Его отождествляли с аркадским царём – дедом Гермеса, отцом Плеяд. Среди основателей астрологии фигурировали египетский царь Нехепс и жрец Петосирис, а также легендарный основатель одной из первых космических религий Зороастр. Существовали так называемые герметические трактаты, откровения от Гермеса к Асклепию (греческому богу медицины, отождествлённому с египетским Имхотепом), трактаты о «растениях семи планет» и т. д. Большинство этих трудов утеряно, но по тем текстам, фрагментам, ссылкам, которые дошли до нас, можно предположить, что авторами их были эллинизованные египтяне или находившиеся под сильным влиянием египетской традиции греки. Большинство трактатов оформлялось в виде откровений, и естественнонаучные идеи и факты смешивались в них со свойственными восточной традиции мистицизмом и символикой.
Существовали и нехитрые таблицы, основанные на представлении о благоприятности, индифферентности или неблагоприятности тех или иных дней (чисел) лунного месяца. Если, скажем, человек хотел знать, поправится ли его заболевший родственник, он должен был превратить буквы имени больного в числа по определённому правилу, сумму этих чисел и даты начала болезни разделить на 30 и остаток искать в таблице. Исход болезни определялся тем, находился ли остаток среди чисел благоприятных, неблагоприятных или индифферентных.
Гороскопическая астрология занимала, несомненно, среди прочих астрологических дисциплин особое место. Во-первых, потому, что оставление гороскопов требовало, кажется, наиболее трудоёмких вычислений, во-вторых, потому, что, как уже было сказано, она была связана с чрезвычайно важной для античного мира проблемой свободы воли.
Самые древние, примитивные, известные нам гороскопы происходят из Вавилона и относятся к концу 5 в. до н. э. До этого существовали лишь предсказания, важные для державы в целом или участи владыки или очень общие предсказания типа: «Если ребёнок родится в 12-й месяц, он будет жить долго и иметь много детей». За более чем четыре века гороскопическая астрология распространилась по всему Средиземноморью, сильно усложнилась, приспособила свой аппарат к разным географическим широтам, вобрала в себя, как уже говорилось, многие традиции и методы и знания многих народов. Вот ей-то и посвятил Манилий свою поэму.
«Астрономика» Манилия выгодно отличается от многих произведений на ту же тему, ибо в ней практически отсутствует несвойственный римской традиции мистицизм, затрудняющий выделение из текста чисто научных элементов. В то же время она содержит сведения о конкретных вычислительных и геометрических методах астрологии и, возможно, проливает некоторый свет на их происхождение, хотя, вообще говоря, ставит больше вопросов, чем даёт ответов.
Античные авторы отнюдь не всегда точно указывали первоисточник, из которого брали те или иные сведения, схемы, идеи. Ссылались на «древних», на «мудрых мужей». Иногда обходились и без этого. Манилий также в основном обходится без «ссылок на источник». Популизатор и компилятор, он легко переходит от метода к методу, от традиции к традиции, не указывая ни автора, ни даже область или страну, где эти методы или традиции могли возникнуть. Он ограничивается тем, что вслед за многими своими предшественниками объявляет «основателями священной науки» Гермеса и «царей, чистых духом», владевших землями, пересекаемыми Евфратом и Нилом. Между тем при взаимодействии традиций могли происходить и происходили недоразумения, смущавшие не только исследователей более позднего времени, но уже и самих античных авторов.
Прежде всего звёзды не всегда имели определённое, устоявшееся название даже в пределах одной традиции. Так, уже сами латинские авторы не были уверены в том, какую часть созвездия Ориона называли «Югулы» - Пояс, Меч или звёзды, соединяющие плечи. Созвездие Девы часто именовалось Эригона, а название «вечерняя» (Геспер), обозначавшее, видимо, когда-то любое яркое светило, видимое на западе после захода Солнца, закрепилось впоследствии за Венерой как вечерней звездой, хотя изредка продолжало даваться и, например, Луне.
В трактате Плутарха «Об Исиде и Осирисе» (гл. 52) читаем: «Осирис – это Солнце, и греки называют его Сириус». В другом месте (гл. 61): «Ещё пишут, что в так называемых книгах Гермеса о священных именах говорится, что … энергию, связанную с ветром, одни называют Осирисом, другие Сераписом, третьи по-египетски Софис. А «софис» означает «беременность» (киесис) или «быть беременной» (киеин). Поэтому вследствие ошибки в словах по-гречески Псом (кион) называют то созвездие, которое считают уделом Исиды».
Греческое слово «сириус» означает «пылающий», «изливающий жар». Им равно часто называли и Солнце, и самую яркую звезду неба, утренний восход которой приходился на самые жаркие дни лета.
Нам точно неизвестно, как в древности изображались созвездия, и трудно представить себе, о каких конкретно звёздах идёт речь, когда упоминаются «челюсти Льва» или «плащ Стрельца». Существовали и разные системы деления Зодиака на знаки. Вавилонская фиксировала предельные точки знаков относительно неподвижных звёзд, большинство греческих авторов определяли их так, чтобы солнцестояния и равноденствия происходили тогда, когда центр Солнца оказывался в начальной точке Овна, Рака, Весов или Козерога соответственно. (Эта система была, по-видимому, введена в 5 в. до н. э. греческим астрономом Евктемоном). Таким образом, уже в середине 5 в. до н. э. эклиптические долготы светил в этих системах различались на 8 или 9 градусов. Могли существовать и, вероятно, существовали и другие системы. Возможно, одной из них пользовался Манилий, когда говорил, что Гиады (часть созвездия Тельца) встают с 27о знака Овна (подробно об этом см. пояснительный тест к кн. 5).
Описанный Манилием в кн. 2 неподвижный круг, соединяющий четыре кардинальные точки, на первый взгляд напоминает небесный экватор, наблюдаемый с экватора земного: он постоянно соединяет зенит, запад, надир и восток, и находящиеся на нём (или почти на нём) звёзды будут ежесуточно проходить через эти точки. С другой стороны, если на любой широте мысленно очертить большой круг, соединяющий зенит, запад, надир и восток (зенит и надир будут своими на каждой широте), то его будут пересекать в своём суточном вращении, а не находится на нём постоянно, звёзды, различающиеся для разных широт. Возможно, две системы разного происхождения слились в единую схему, используемую астрологией для своих нужд.
Весьма вероятно, Манилий специально старался обогатить свою астрологическую схему как можно большим числом элементов исконно латинской традиции: тем самым он давал возможность рядовому римскому читателю приобщиться к новому для него комплексу знаний через то, что было ему привычно и понятно.
Философские положения астрологии Манилий также переосмысливает «по-римски». Звёзды не определяют ход земных событий. Они лишь являют людям тот универсальный закон природы, которому в равной степени послушны все её части – Земля, животные, растения, люди, воздух, сами светила. Именно этот закон объединяет Вселенную в единое гармоничное целое, как закон, управляющий гражданской общиной, объединяет в единое целое всех её членов. И так же как человек, наилучшим образом усвоивший и сознательно исполняющий законы гражданские, наиболее полно понимает суть и принципы гражданской общины, так и тот, кто познает «всепобеждающим разумом» правящий им закон, постигнет суть и принципы мироздания. Техника вычисления отдельного конкретного гороскопа становится, таким образом, как бы вторичной по отношению к изучению «закона Судьбы».
Е. М. Штаерман
